Книга
Всегда терпеть не могла фильм «Москва слезам не верит». Это у них там в сорок лет все только начиналось. У меня в сорок все закончилось. Вход в мою личную жизнь заперли дубовой дверью и для верности заколотили крест-накрест досками. Поставили жирный крест на этой самой жизни. Кто эти люди, которые так меня ненавидели, я не знала. Но с их стороны это была точечная диверсия. Потому что у всех вокруг щедро расцветала весна, все эти цветочки-котики-сердечки и вымощенная благими намерениями дорога в загс. Отовсюду на меня смотрели счастливые пары, и в их взглядах угадывалось невыносимое сочувствие.
В тот год у меня закончилось почти все и одновременно. Мой многолетний брак, плоский и невкусный, как тарелка со слипшимися макаронами. Мой яркий роман, искры от него почти меня ослепили, и я превращалась в зависимое существо, которому без поводыря уже не обойтись. Моя работа, такая незыблемая и неподъемная, как камень, лежащий на груди и не дающий нормально дышать. Проще было все сбросить и пойти налегке куда глаза глядят. Я сбросила.
Я не сидела сложа руки. Я сидела на сайте знакомств, и регулярно получала письма несчастья, как я их называла. Мне казалось, что те же ребята, что заколотили дверь, выставили на мой аккаунт фильтр, через который просачивались сплошные идиоты. Я так утомилась от примитивных «привет, красавица, как дела?» и фоток с членами разной степени эрегированности, что я поклялась: три дня и я удаляюсь из этого мракобесия.
На третий день клятвы я стояла на улице под зонтом – на него проливался дождь, а меня заливала расплавленным металлом тоска. Я не знала, куда дальше идти. Домой пить плотное красное или сразу в ад. В такие моменты суицид казался вполне себе решением. Мою дилемму разрулила пролетавшая мимо машина, которая обрызгала меня с ног до головы. Я разоралась матом ей вслед, и это отвлекло меня от самоубийства. Мне удалось догнать маршрутку, и там даже оказалось свободное место. Я посчитала это добрым знаком и решила проверить с телефона почту. А там очередное письмо с сайта знакомств. Его звали Роберт. Имя мне не понравилось, но его носитель хотя бы не прислал своих фото-органов. И я дала ему шанс.
… Когда мой прежний великий роман входил в стадию «как я жила без него раньше», я мечтала написать роман о романе. Помню, я смотрела на него уже почти спящего, уставшего от моей ненасытной любви, гладила его по лицу и говорила: «Я напишу книгу о нашей любви. Она будет невозможно красивой, такой пронзительной…» Но он перехватил мою руку, открыл злые глаза и сказал чужим голосом: «Что за бред?! Лучше ребенка роди, если совсем нечем заняться». Помните ощущение, когда случайно режешь палец о тончайшее ребро бумажного листа? В тот момент я порезала себе одним махом все пальцы. Истории в моей жизни закончились. Осталось расписание, которому я следовала, чтобы не сойти с ума или с моста. Остались факты моей биографии, оформленные в CV, которое я разослала почти не глядя, и ничего хорошего не ждала.
… Роберт принес в мою жизнь эпистолярный штиль. Мы переписывались – много, долго, со вкусом, обо всем – и без синусоиды эмоций. Как будто мы знали друг друга в разных жизнях и нам всегда было о чем поговорить. Не сговариваясь мы решили, что сначала было и есть слово. Оно и якорь, и крылья. И тихий шелест страниц еще не написанной мной книги. И его тихий смех над моими шутками. Прозрачная нежность – вот, чем звучали наши слова. Хотя и были лишь безмолвными буквами. Мы долго не решались услышать голоса друг друга, у каждого был свой печальный опыт, так не хотелось спешить и ошибиться вновь. Слова нас сплетали, но не связывали мертвым узлом. В моем черно-белом мире появились пастельные тона.
Что такое любовь? Что это? Это вообще любовь? Или это наше представление о любви? Я не хотела знать. Я хотела чувствовать ту прозрачную нежность, что переполняла меня к человеку, которого я даже не видела. В этой истории не должно было быть Skype или Facetime. Если нам суждено было встретиться, я должна была дотронуться до его лица и сказать…
В первую встречу я подарила ему книгу о нас. Я издала ее в единственном экземпляре. Там была вся наша переписка, фотографии, видео, картинки, которыми мы делились. Там были наши слова. Там были мы – которые отважились поверить в то, что книга о нашей любви – это не бред.
Это история в единственном экземпляре.