Вклад Константина Циолковского в науку известен каждому школьнику. Учитель из Калуги, учёный-самоучка стал одним из пионеров теоретической космонавтики, ему принадлежат многие наработки, которые и сегодня используются в ракетостроении. В частности, Циолковский был автором идеи многоступенчатых ракет и орбитальных станций.
При этом покорение космоса не было для него самоцелью. Учёный разработал сложную систему воззрений на будущее человечества, в котором космические полёты были лишь частью обширной программы доминирования нашей цивилизации во Вселенной.
Поедатели солнца
Циолковский был страстным поклонником евгеники — учения об улучшении человеческой природы путём контроля над наследственностью. Такие воззрения были популярны в начале XX века.
Человека Циолковский считал «полуживотным», которое к тому же в общественном развитии уступает муравьям и пчёлам. При этом он был уверен, что в космосе уже обитают значительно более развитые существа, которые смотрят на человечество так же, как мы смотрим на крыс.
Лишь развитие науки, по мнению Циолковского, откроет человечеству дорогу к светлому будущему. Прекратятся войны, люди получат контроль над климатом, будут решены проблемы голода, потому что на Земле не останется мест, непригодных для земледелия. И тогда человечество совершит прыжок в космос: сперва заселит Солнечную систему, а потом выйдет за её пределы.
Далее утопия Циолковского начинает плавно переходить в боевую космическую фантастику с элементами технократической антиутопии.
Для жизни на других планетах людям понадобится развить свои не только общественные, но и индивидуальные свойства: вывести такие «породы» человека, которые будут способны жить в различных атмосферах и других неземных условиях.
«Получатся очень разнообразные породы совершенных: пригодные для жизни в разных атмосферах, при разной тяжести, на разных планетах, пригодные для существования в пустоте или в разреженном газе, живущие пищей и живущие без неё — одними солнечными лучами, существа, переносящие жар, существа, переносящие холод, переносящие резкие и значительные изменения температуры. Впрочем, будет господствующий наиболее совершенный тип организма, живущего в эфире и питающегося непосредственно солнечной энергией (как растение)», — писал Циолковский.
Конкистадоры космоса
Мировая фантастика, начиная с «Войны миров» Герберта Уэллса и заканчивая голливудскими блокбастерами, неоднократно эксплуатировала образ жестоких пришельцев из космоса, которые порабощают или уничтожают человечество ради контроля над земными ресурсами или просто из-за вредного характера.
Циолковский главным космическим ужасом для разумных цивилизаций считал само человечество. Идеальное, питающееся солнечными лучами человечество, объединённое совершенным общественным устройством, однажды в своей космической экспансии натолкнётся на иные разумные расы. И тогда несовершенные миры будут «преобразованы».
«Посетят и изучат все планеты. Несовершенные миры ликвидируют и заменят собственным населением. Где на планетах встретят пустыню или недоразвившийся уродливый мир, там безболезненно ликвидируют его, заменив своим миром», — предрекал Циолковский.
Для выведения будущего совершенного человечества Циолковский предполагал использовать систему полового отбора. Люди несовершенные, «плохой породы», будут лишены способности к размножению. Отборные производители, напротив, создадут новый генофонд, вступая за свою жизнь в контакты с тысячами женщин, «пока все люди не обратятся в плодовитых красавцев, здоровых и умниц».
Избавление от страданий
Впрочем, в отличие от некоторых «единомышленников», живших в одно время с калужским мыслителем, Циолковский рассматривал выведение нового человечества как ненасильственный и добровольный процесс, который призван избавить людей от страданий. Тут его идеи пересекаются с буддистским воззрениями. Циолковский, испытавший различные тяготы жизни и знакомый с буддистской философией, стремился через воплощение своих идей к победе над страданием.
«Ценность жизни в том, чтобы иметь как можно больше радости и как можно меньше страдания. С малою радостью мы примиряемся, но со страданием, в особенности большим, — никогда. Мы готовы даже удовлетвориться полным спокойствием, т.е. тем, что нельзя назвать ни радостью, ни страданием», — писал Циолковский.