Вспоминать о Гине было все равно, что ткнуться лицом в ветки белой акации. Одуряющий аромат цветов и шипы по глазам. Лучше не вспоминать.
Но как не вспоминать, когда проклятая акация белой волной накатила на дремлющий город, распустившись за ночь так отчаянно и нежно, как были отчаянны и нежны твои всегдашние попытки догнать, добежать, вернуть его себе.
Протяни руку в окно и коснешься изогнутой ветки, где под белой пеленой цветов, спрятаны листья и шипы. Протяни руку, как всегда хотелось протянуть к его глазам, спрятанным за белыми прядями и ехидным прищуром.
Забудь.
Ты опускаешь голову на скрещенные руки и глухо смеешься, вздрагивая как от рыданий. Ты смеешься над собой и своими сбывшимися мечтами и смех твой страшен в пустой комнате спящего дома.
Ты вспоминаешь, как отчаянно хотелось порой стереть вечную кривую, невыносимо раздражающую усмешку с его лица – и это сбылось. В тот день он не улыбался. Больше нет.
Ты знаешь, как часто мечталось о том, чтобы он сказал тебе хоть пару фраз, не пересыпанных насмешками, как колючками, вонзающимися в самое больное – и это сбылось тоже. Он не смеялся и его простые слова, слова которых пришлось дожидаться так долго, вонзались не как колючки, а как раскаленные ножи.
Как сладко и больно было надеяться, что однажды он больше никогда и никуда не уйдет, без прощаний и объяснений, и не придется больше бежать следом, надрываясь от бесполезного крика, бешенства и тоски. Что ж. В тот день он остался там, на изломанных камнях разрушенного города. Оттуда уже не уйти.
И еще одна мечта вроде бы сбылась. Увидеть бесконечную голубизну его глаз, такую неожиданную на худом коварном лице записного злодея и предателя. Нежданную и ранящую, чуть ли не насмерть.
Лучше бы насмерть.
Тогда бы не пришлось помнить белые развалины и широко раскрытые голубые глаза под белесым далеким небом и известковую пыль, въедающуюся в самую душу. Там все было каким-то белым. Почему-то. Только руки и камни вокруг невыносимо и неудержимо окрашивались алым, как в дурном, очень дурном сне.
И крик. Раздирающий легкие и белесое небо над головой. Кто кричал? Ты? Кто-то еще? Этого ты почему-то не помнишь. Все кроме этого.
Ты сидишь, упершись лбом в подоконник, и мысленно пересчитываешь свои оставшиеся сокровища. Меч и жизнь. Что еще? Больше нечего отдать за то, чтобы забыть, что хотелось получить – и было получено.
А помнить – помнить только то, что раньше было так ненавистно – ехидную ухмылку, язвительные слова, прищуренные длинные глаза – и даже то, как он уходил. А потом приходил – веселый, злой и неуязвимый Лис.
Будь ты проклят, Лис. Будь ты проклят.
Ты вскакиваешь и, перегнувшись через подоконник, яростно комкаешь белую пену акации, судорожно стискивая цветы и шипы и листья, сдирая хрупкую ранящую красоту, до тех пор, пока не остается только черная ветка.
Ты смотришь на свою окровавленную ладонь с прилипшими обрывками истерзанных белых цветов. Ничего. Это ничего.
Акация отцветет. И не будет будить тебя на рассвете.
Ты почти успокоишься. Ты почти забудешь. Будешь жить дальше.
До тех пор пока не пойдет снег.

а это по Шерлоку Холмсу с Камбэрбэтчем, той серии где, гибнет Мориарти. ЕЕ думаю многие смотрели

Небо Лондона
Я сижу на крыше и жду свою судьбу.
Сегодня хороший день для судьбы - сквозь лондонские рваные облака ослепительно сверкает солнце, словно ангелы уже празднуют свою победу, но по спине, по волосам едва заметно тянет насмешливо холодным, речным ветром - как будто кто-то издевательским шепотом советует ангелам погодить.
Я вдыхаю холодный запах реки и снега , которого не должно быть сейчас на нагретой солнцем крыше. А может рекой и снегом пахнет смерть, которую я чувствую сейчас и здесь?
Я кормил эту смерть с руки, я приманивал ее рассыпанным чужим страхом, звал ее - не для себя. А тот для кого я ее звал, он тоже шел по моим меткам, по песочным крошкам, которые вели его не из чащи, а как раз наоборот, все ближе, ближе к пряничному домику . Как он смешно и гневно,гневно-смешно рвался прочь из моей сказки, но я тааааакой рассказчик! От меня не уходят не дослушав до самого конца.
Но он пытался, он дрался, он не хотел проиграть. Но я и не ждал, что будет по-другому. Поставим вопрос иначе, а хотел ли я чтобы было по-другому?
И вот сегодня они встречаются на дорожке из хлебных крошек - он и его смерть. Я готовил это много-много дней, я знаю абсолютно все, что произойдет, но сейчас, вот именно сейчас, когда смерть стоит рядом , а он вот-вот придет - я не знаю что будет.
Я. Не знаю. Я!
Не моя ли ты, сегодняшняя смерть, пахнущая снегом среди ранней осени? Я не знаю. И я не боюсь. Я почти счастлив. Мне интересно, так интересно, что я почти вынужден сдерживать дрожь нетерпения. Даже специально держу телефон на ладони, чтобы проверить - дрожит или нет.
Нет , не дрожит.
Вам смешно?
А вы знаете, а вы представляете себе, что значит знать все? Абсолютно все?
Все что будет сделано, сказано, подумано вами? Я все это знаю наперед.
И это так омерзительно, невероятно, удушающе - скуууууучно!
Скучно!
Всегда.
Было. Пока не появился он.
Он был как я и он как и я хотел играть. И большая игра началась.
Мне впервые за много лет было так интересно, мне было весело, я строил и рушил, я оставлял следы и подбрасывал обманки, а он стлался за мной в погоне, вырываясь из ловушек, разгадывая загадки.
Мы были одержимы игрой друг с другом,о да! Я мог бы играть так еще долго.
Я мог бы играть так вечно.
И он тоже, я знаю.
Но эти проклятые ангелы, такие за-ну-ды!
"Погибли люди","как ты можешь","это не игра"!!!
Игра, черт вас всех дери, игра!
А он сдался, как последний трус. Он солгал им, что больше не хочет играть и вознамерился закончить игру смертью. Моей.
Забавно. Вроде бы как я зло, а он добро, но врать стал он и убить он тоже захотел первый. Добро как я посмотрю здорово поистаскало свои принципы, но не суть.
Суть в другом. Именно в тот момент я узнал, что такое ненависть.
Ремарочка. К чему я это.
Тысячу лет назад я сидел в приемной у школьного психолога и возмущенно подслушивал, что он говорит моей матери. А говорил он, что я очень проблемный ребенок и самое страшная проблема, что я не ведаю самых сильных человеческих чувств. Что я якобы незнаю, ни что такое любовь, ни что такое ненависть, и что по настоящему могу испытывать только скуку или интерес.
Возмутило меня тогда несколько моментов. Во-первых, что какой-то старый дурак меня так легко считал и был прав насчет скуки и интереса (впрочем это вызвало у меня некоторое уважение, почему я и не стал его трогать). Во-вторых, что он мерил меня какими-то усредненными человеческими мерками, как будто я это не я ,а какой-нибудь жалкий плакса. И в- третьих ( и да я согласен, что это вступает в некоторое противоречие с пунктом 2, но тем не менее), что он отказывает мне в праве на ненависть, которая казалось мне чувством достойным меня. Любовь? А, не смешите.
Этот разговор естественно не повлиял абсолютно ни на что в моей жизни, но почему то слова старика я запомнил.
Самое смешное, что он оказался не прав.
И еще смешней, что первым чувством из них, которое я узнал, была любовь, но сейчас не о том.
А вот что такое ненависть, я узнал недавно, как раз когда он отказался играть со мной.
Я возненавидел его.
За свое разочарование, за то, что он оказался таким как все. Зато что он продал, предал наше сходство и родство за каких то нелепых людей, за кого, боже мой? На кого он променял нашу игру, нашу погоню? На терьера Хэмиша Ватсона? "К ноге, Хэмиш! " "принеси поводок Хэмиш!" "НЕ жри какашки, Хэмиш"! На траченную молью квартирную хозяйку? На полицейского с вечно удивленным лицом, вот уж для кого вся жизнь сюрприз! На кого он променял меня?
Телефон начинает дрожать. Я смотрю на него и дрожь прекращается.
Это было разочарование номер один.
Разочарование номер два была легкость, легкость с какой я втянул его в последнюю игру и заставил идти по дорожке из крошек в свою сказку. Скоро уже заорет человечек - меня съели целиком, целиком - и все закончится. Я разочарован своей победой, вот уж смех так смех.
И теперь он - он - позвал меня поиграть. Доиграть.
Я здесь, смерть здесь и вот она главная смехота, то зачем я пришел сюда сейчас - а может быть, а может быть игра еще продолжится? А может быть я еще не победил? И даже как то стыдно, что я говорю это не со страхом и не с ненавистью.
С надеждой.
Кто вы, мистер Холмс?
Скоро узнаем.
Ах да.
Про любовь.
Я думаю что единственно и бесконечно люблю только блеклое, то сероватое, то зеленоватое прозрачное небо Лондона. Почему я и проторчал тут всю жизнь. Больше ничего.
А вот и шаги. Игра закончена. Или продолжается?
- о, вот мы и встретились. Мы с тобой Шерлок. - говорю я и по прежнему смотрю на телефон в своей ладони. Я хочу играть. А смотреть в его блеклые, прозрачные как небо Лондона глаза - не хочу

Первые два абзаца чуть морщилась, виной тому, быть может "дремлющий город".
Да, в основном он, как некий штамп (в моем сознании штамп).
И, пожалуй не первые два абзаца не пошли, а именно второй абзац. Первый просто оказался заслонен им.
А вот дальше пошло хорошо.
И про несбывшиеся надежды, и про сбывшиеся желания (как бы научиться их поточнее формулировать, тогда, глядишь, и в жизни бы разобрались). И про то, что время, конечно, лечит. Лечило бы, если бы жизнь не была циклична. Впрочем, хочется думать, что мы идем не по кругу, а по спирали. И время все же лечит. Или хотя бы расставляет все по местам.