Анна Солари, Göttin, я смотрела — ну, никого... Думала, никому и не сдался дневник моих шевелений. Тем более, так и колеблется вес на начальном уровне: сколько натренила, столько и... Ну, плюс-минус.

И есть у меня нехорошее предположение, стрëмное... Хотя нет, маловероятно.

Вчера было явно не очень: мышечная боль в спине, оч-чень странные ощущения в руках, голова как после кувырков по залу туда и обратно (хотя почему «как», они и отработка падения были во вторник). А сегодня самбо.

Что я сделала? А минималочку. 20к шагов любой ценой, растяжка в зале. Там и выяснила, что задняя поверхность бедра тоже меня ненавидит за что-то.

Джей Энн
Я думаю, что для похудательного форума у тебя очень умные посты :) Люди такое: а) не читают, б) не смотрят, в) и о таком даже не думают ) В массе своей )
Чем ты грузанула заднюю поверхность бедра? :)

Анна Солари, оу, спасибо.
Про ногу: задняя поверхность бедра (и икры немножко) могли забиться от прыжков. Включила самонадеянно Хлою Тинг, оказалась к ней не готова, и вот... Страдания. Третий день страдания. Почему так долго не проходит — вопрос. И почему размять это можно, даже тянуться можно не сильно хуже обычного, то есть функционал на месте — но болит же!

Заметила, что пишут о семье, о даче (не показаний, хотя вдруг и о ней бывало), о взаимодействии с людьми — а я что... Я взаимодействую на уровне «начитать главу по аудиосвязи».

Вчера было ровно так. Надо читать «Стариков»: Вьетнамская война и так без нас закончилась, ну как же оно так, ну куда это годится. Перевод книги сам по себе немного косячный, зато сноски — отдельный вид искусства, потому что их МНОГО и они бывают внезапны. Например, одного засланного во Вьетнам негра зовут Алиса, но это так, прозвище из песни... не «Кто такая Элис», нет (хотя это одна из немногих известных мне про Алису). Вот из этой.

Перевод под кат не убирается, эх...
Эта песня называется «Ресторан Элис», и она про Элис и про ресторан, но «Ресторан Элис» это не название ресторана.
Это просто название песни, и вот почему я назвал песню «Ресторан Элис».

В ресторане у Элис вам подадут всё, что вы пожелаете,
В ресторане у Элис вам подадут всё, что вы пожелаете.
Заходите, он на задворках,
Всего лишь в полумиле от железной дороги.
В ресторане у Элис вам подадут всё, что угодно.

Всё это началось два Дня Благодарения назад, то есть два года назад на День Благодарения, когда мы с другом отправились навестить Элис в её ресторане, но Элис живет не в ресторане,
она живёт в здании старой церкви неподалёку от ресторана, вместе со своим мужем Рэем и собакой Фашей.
Они занимали только церковную колокольню, поэтому внизу, там, где обычно стоят скамьи, было полно свободного места.
После того как все скамьи были вынесены наружу, и взору открылась освободившаяся площадь, они решили, что теперь
им долго не придётся выносить мусор.

Когда мы приехали к ним, мы обнаружили там горы мусора и решили, что если мы вывезем мусор на городскую свалку, это станет нашим дружеским поступком по отношению к ним.
Так мы собрали полтонны мусора,
засунули его в салон красного микроавтобуса Фольксваген,
взяли лопаты, и грабли, и средства утилизации, и направились на городскую свалку.

Когда мы туда приехали, мы увидели на воротах замок и объявление «Закрыто на День Благодарения». А мы и не знали, что свалки закрываются на День Благодарения.
И на закате, со слезами на глазах, мы поехали искать другое место для мусора.

Мы не могли найти подходящего места, пока не свернули на боковую дорогу. Вдоль одного края дороги тянулся пятиметровый обрыв, а внизу лежала куча мусора,
и мы решили, что одна большая куча лучше маленьких двух,
и вместо того, чтобы поднять ту кучу наверх,
мы решили сбросить свой мусор вниз.

Так мы и сделали, и поехали обратно в церковь, где нас ждал несравненный обед ко Дню Благодарения,
затем мы легли спать и проспали до утра,
пока нас не разбудил телефонный звонок от офицера Оби.
Он сказал: «Парень, мы обнаружили твоё имя на конверте под полутонной мусора и просто хотим выяснить, не располагаешь ли ты какой-нибудь информацией по этому поводу».
Я сказал: «Да, офицер Оби, не стану лгать, это я бросил этот конверт под ту кучу мусора».

После сорокапятиминутного телефонного разговора с Оби мы, наконец, разобрались в чём дело, и что нам нужно убрать мусор и ещё подъехать к нему в полицейский участок, — поговорить.
Поэтому, мы взяли лопаты, грабли и средства утилизации, сели в красный микроавтобус Фольксваген и отправились в полицейский участок.

Теперь, друзья мои, выходило одно из двух, что Оби мог бы сделать с нами в полицейском участке. Первое — он мог бы наградить нас медалью за то, что в телефонном разговоре мы честно во всём признались, что было маловероятно, и чего мы не ожидали,
и второе — он мог бы отругать нас и сказать, чтобы он нас вместе с нашим мусором никогда больше здесь не видел, и это то, чего мы ожидали, но когда мы приехали в полицейский участок, появился третий вариант, на который мы даже и не рассчитывали, —
нас обоих немедленно арестовали и надели на нас наручники.
И я сказал: «Оби, не думаю, что я смогу убирать мусор в наручниках». Он ответил: «Заткнись, парень,
и залезай на заднее сиденье патрульной машины».

Что мы и сделали, — сели на заднее сиденье патрульной машины и поехали на «Место Преступления».
Я должен рассказать вам о городке Стокбридж, штат Массачусетс, где всё это произошло. Там на весь город всего три знака «СТОП», два полицейских офицера и одна полицейская машина,
но когда мы приехали на «Место Преступления», там оказались пять полицейских офицеров и три полицейские машины,
это было самое большое преступление за последние пятьдесят лет, и им всем хотелось попасть в газетную статью об этом.
И они задействовали всё оборудование, которое только имелось в полицейском участке. Они снимали отпечатки протектора шин,
отпечатки следов обуви, пускали по следу служебно-розыскную собаку, и они сделали двадцать семь цветных глянцевых фотографий размером 20 на 25 с кружочками и стрелочками на них и с пояснениями, что они означают, на обороте каждой из них, чтобы использовать как свидетельство против нас.
Засняли пути подхода и пути отхода, и с одной стороны, и с другой стороны, не говоря уже об аэрофотосъёмке.

После этих мытарств мы вернулись в тюрьму. Оби сказал, что собирается посадить нас в камеру.
Он сказал: «Парень, я собираюсь посадить тебя в камеру, мне нужен твой кошелёк и твой ремень». А я сказал:
«Оби, я ещё могу понять, что вам нужен мой кошелёк, чтобы я не мог потратить в камере деньги, но зачем вам мой ремень?»
И он ответил: «Парень, висельники нам ни к чему».
Я спросил: «Оби, вы что, думаете, я стану вешаться из-за мусора?»
Оби сказал, что он в этом уверен, и он, друзья мои, действительно, был в этом уверен, потому что он снял с унитаза сидение, чтобы я не мог ударить себя им по голове и утопиться, и он унёс туалетную бумагу, чтобы я не мог разогнуть прутья решётки, раскатать рулон туалетной бумаги и, спустившись по ней, совершить побег.
Оби был в этом уверен, и прошло часа четыре или пять, пока Элис (помните Элис? Эта песня про Элис),
Элис пришла и, обматерив за глаза Оби, выкупила нас под залог,
и мы вернулись обратно в церковь, где нас ждал ещё один несравненный обед ко Дню Благодарения, и проспали до
следующего утра, на которое был назначен суд, куда нам всем следовало явиться.

Мы вошли, расселись.
Вошёл Оби с двадцатью семью цветными глянцевыми фотографиями размером 20 на 25 с кружочками и стрелочками на них и с пояснениями на обороте, и тоже сел.
Вошёл человек, сказал: «Всем встать».
Мы все встали, и встал Оби с двадцатью семью глянцевыми цветными фотографиями размером 20 на 25, и вошёл судья в сопровождении собаки-поводыря и сел, села собака-поводырь,
сели и мы. Оби посмотрел на собаку-поводыря, а потом
на двадцать семь цветных глянцевых фотографий размером 20 на 25 с кружочками и стрелочками на них
и с пояснением на обороте каждой из них,
ещё раз посмотрел на собаку-поводыря, и снова
на двадцать семь цветных глянцевых фотографий размером 20 на 25 с кружочками и стрелочками на них
и с пояснением на обороте каждой из них, и заплакал...
Потому что до Оби дошло, что это типичный случай американского слепого правосудия, и он с этим ничего не может поделать,
и судья не собирается рассматривать двадцать семь цветных глянцевых фотографий размером 20 на 25 с кружочками
и стрелочками на них и с пояснением что они означают, на обороте каждой из них, чтобы использовать как свидетельство против нас.
И нам присудили 50 долларов штрафа, и заставили выкопать
мусор из-под снега, но я пришёл рассказать вам не об этом...

Я пришёл рассказать о призыве в армию.

На Уайтхол стрит в Нью-Йорке есть зданьице, куда ты приходишь, чтобы тебе сделали прививки, осмотрели тебя, обследовали, инфицировали, проигнорировали и отобрали.
Однажды я пришёл туда чтобы пройти медосмотр. Я вошёл, присел, накануне я прилично набрался и наутро видок у меня был замечательный и чувствовал я себя соответствующим образом.
Всё потому, что я хотел походить на типичного американского парня из Нью-Йорка, я хотел, приятель, я хотел чувствовать себя как типичный.., я хотел быть типичным американским парнем из Нью-Йорка. И я вошёл, сел, меня мутило, крутило, прибивало по полной программе. И я вошёл, сел, и мне дали бумажку, сказали:
«Парень, иди к психиатру в кабинет 604».

И я пришёл туда и сказал: «Мозговед, я хочу убивать.., в смысле, у меня есть такое желание.., я хочу убивать. Убивать...
Я хочу видеть, хочу видеть кровь и кровищу и кишки, и рвать зубами жилы... Жрать мертвые обгоревшие тела...
Реально, убивать, убивать, УБИВАТЬ, УБИВАТЬ...»
И я начал прыгать и кричать: «УБИВАТЬ, УБИВАТЬ...», и он стал прыгать вместе со мной, и мы прыгали и кричали: «УБИВАТЬ, УБИВАТЬ...» И вошел сержант и приколол мне медаль,
отправил дальше по коридору, сказал: «Парень, ты нам подходишь».

Мне это не очень понравилось.

Я пошёл дальше по коридору делать прививки, проходить осмотры, обследования, быть игнорируемым и подвергаться всему, чему у них там положено, и провёл там два, три, четыре часа, я провёл там уйму времени, проходя все эти низкие, мерзкие, противные процедуры, и мне там приходилось совсем не сладко, и они прививали и обследовали каждую часть моего тела, не оставив нетронутым ни единого кусочка.
Пройдя всех, и, наконец, оказавшись в кабинете у последнего, я присел после всей этой канители и спросил: «Что вам нужно?»
Он сказал: «Парень, у нас только один вопрос.
Тебя когда-нибудь арестовывали?»

И я начал рассказывать ему историю о Бойне при
Ресторане Элис с полной оркестровкой и сложными
гармониями, и всем другим в том же духе, со всеми
фенотипическими особенностями..,
и на этом месте он меня оборвал и спросил:
«Парень, тебя когда-нибудь судили?»

И я начал рассказывать ему историю про двадцать семь
цветных глянцевых фотографий размером двадцать на двадцать пять с кружочками и стрелочками на них и с пояснением на обороте каждой из них, и на этом месте он меня оборвал и сказал: «Парень, я хочу, чтобы ты пошёл и сел вон на ту скамью с надписью «Группа отказников»... СЕЙЧАС ЖЕ, парень!!!»

И я сел на скамью, где размещалась «Группа отказников»,
в которую зачисляют тех, кому отказано в призыве на службу в армию по моральным соображениям, из-за совершённых ими тяжких преступлений, и на этой скамейке сидели разные низкие, мерзкие, противные люди. Насильники матерей. Убийцы отцов. Насильники отцов! Насильники отцов сидели на скамье прямо рядом со мной! И эти низкие и мерзкие и противные, ужасного криминального вида ребята сидели на скамье рядом со мной. И самый низкий, самый мерзкий, самый противный из них, самый низменный из всех них насильник отца подвалил ко мне, и он был низким и мерзким и противным и ужасным во всех отношениях, и он сел рядом со мной и спросил: «Парень, ты какой срок получил?» Я сказал: «Никакой. Мне пришлось заплатить 50 долларов и убрать мусор». Он спросил: «Тебя за что арестовали, парень?» И я сказал: «За то, что я мусорил». И все на скамейке сразу отодвинулись от меня с враждебно-недоверчивыми взглядами и со всеми этими прочими низкими и мерзкими делами, пока я не сказал: «И за нарушение общественного порядка». И они все придвинулись обратно ко мне, пожали мне руку и мы отлично провели время на скамье, обсуждая преступления, убийства матерей,
изнасилования отцов, всякие клёвые вещи мы обсуждали
на скамейке. И всё было замечательно. Мы курили
сигареты и не только сигареты, пока не подвалил
сержант с какой-то бумажкой в руке, поднял её и сказал:

«Парни, на-этом-клочке-бумаги-47-слов-37-предложений-
58-слов-мы-хотим-знать-детали-преступления-время-
преступления-и-всё-что-вы-можете-рассказать-об-этом-
преступлении-я-хочу-знать-фамилию-офицера-который-вас-
арестовывал-и-другие-детали-этого-дела-вы-должны-
рассказать...» и он так говорил сорок пять минут и никто не
понял ни слова из того, что он сказал, но мы повеселились,
заполняя форму и играясь с карандашами там на скамейке,
и я красочно расписал «бойню», наполнив её сложными
гармониями, изложив как всё было, и всё было прекрасно,
и я положил карандаш и перевернул листок бумаги и там,
на обороте, посередине обратной стороны, помимо всего
прочего, что было на обратной стороне, в скобках,
заглавными буквами, взятое в кавычки, было написано
следующее:

«ПАРЕНЬ, ТЫ ИСПРАВИЛСЯ?»

Я подошёл к сержанту и сказал: «Сержант, и как у вас
только хватает наглости спрашивать исправился ли я?
В смысле, в смысле, я имею в виду, что я сижу здесь на
скамье, я имею в виду, я сижу здесь на «Скамье для
отказников», потому что вы хотите знать, подхожу
ли я в моральном плане для того, чтобы пойти в армию,
сжигать женщин, детей, дома, деревни, после того, как я
мусорил в общественных местах». Он посмотрел на меня
и сказал: «Парень, такие как ты нам не подходят, и мы
отправим твои отпечатки пальцев в Вашингтон».

И теперь, друзья мои, где-то в Вашингтоне, в какой-нибудь
маленькой папочке храниться эскиз моих отпечатков
пальцев в черно-белых тонах. И единственная причина,
по которой я сейчас пою вам эту песню, это если вы, вдруг,
знаете кого-нибудь, кто попал в подобную ситуацию или,
может быть, вы сами попали в такую ситуацию, единственное, что вы можете сделать в этой ситуации, это, где бы вы ни находились, войти в кабинет мозговеда, просто войти и сказать: «Мозговед, в ресторане у Элис вам подадут всё, что вы пожелаете». И выходите за дверь. Ведь, если один, всего лишь один человек сделает это, они посчитают его ненормальным, и не возьмут на службу. А если два, два человека сделают это одновременно, они могут подумать, что они педики, и не возьмут их обоих, а когда три человека, три, можете себе представить трёх человек, входящих в кабинет, поющих строчку про ресторан Элис, и выходящих из кабинета. Они могут подумать, что это уже организация. А вы можете, можете себе представить, что пятьдесят человек в день, да, пятьдесят человек в день заходят, поют строчку про ресторан Элис и выходят. И тогда, друзья, они могут подумать, что это уже антивоенное движение.

Вот так-то... Движение против Бойни при
Ресторане Элис, и всё, что вам нужно сделать, чтобы
присоединиться к нему, это в следующий раз спеть припев
под гитару...

С чувством. Ну, мы дождёмся когда он начнётся,
и споём его под гитару. Вот он начинается...

В ресторане у Элис вам подадут всё, что вы пожелаете,
В ресторане у Элис вам подадут всё, что вы пожелаете.
Заходите, он на задворках,
Всего лишь в полумиле от железной дороги.
В ресторане у Элис вам подадут всё, что угодно.

Ужасно плохо поёте, если хотите положить конец войне
и прочим делам, нужно петь громко...
Я уже двадцать пять минут пою эту песню, и могу петь
еще двадцать пять. Я не горжусь этим, и я не капельки не устал...

Итак, снова дождёмся припева, и в этот раз со всеми гармониями и с чувством...

Мы просто ждём, когда начнётся припев, вот что мы делаем...

Вот он пошёл...

В ресторане у Элис вы можете получить всё что пожелаете,
За исключением самой Элис.
В ресторане у Элис вам подадут всё, что вы пожелаете.
Заходите, он на задворках,
Всего лишь в полумиле от железной дороги.
В ресторане у Элис вам подадут всё, что угодно.

Да, да, да, да, да, да, да, дам...
В ресторане у Элис...

За пару дней произошло много всего.

Узнала, что друг переезжает в Сыктывкар: нужен был совет по озвучке персонажей в рассказе, а он накидал инфы и предложил попробовать записать что-нибудь на хорошей аппаратуре. У него пока проф. микрофон не упакован. Пока. До одиннадцатого. Ну не отпускать же просто так хорошего человека?
Пришла в гости с бутылкой газировки и своим ноутбуком. Как оказалось, не зря. Без бутылки не разобрались бы. Это были эпические пять часов совокупления с программами, плагинами, кривыми инструкциями по установке ВСЕГО и антивирусом, пытающимся запихнуть очередной кряк в карантин! И ещё часа три врубалась, как заставить программу делать то, что мне нужно. Что-то получилось, ура, что-то получилось! Отчасти в этом моя заслуга, отчасти терпение Алекса (хотя там в принципе диапазон эмоций не найден), отчасти фиг его знает.
А теперь нюанс: к девяти вечера после восьми часов извратства перед экраном у меня было 4,5К шагов. Сбежала из гостей и таки добила к ночи 22К. Было малость тревожно.

Сегодня мудро сходила в трензал, ожидая гостей к вечеру. И погуляла. И ещё немножко погуляла: после гостей сразу немецкий, который до одиннадцати вечера минимум, можно и не успеть. Последние пятьсот шагов до 20К всё равно пришлось спешно добегать по лестнице вверх и вниз на последних минутах (: Но это было вечером. А что было до зала... Ох.
Сперва на меня упал мешок сахара, пара кило, но по голове прилетело изрядно. И пол в песке. Потом стиралка: в ней застрял шнурок от бельевого мешка, и машина устроила маленькую Ниагару. Пока ликвидировала ЧС, кофе вскипел и устроил дерзкий побег на плиту. Я же всё равно планировала уборку? Так вот же он, повод! В итоге получилась разминка перед разогревом перед тренировкой.

Полночь, пинаю себя йогу попрактиковать без особых надежд на успех.
Апдейт: сделано.

Турбодень: бодрая практика на полчаса с утра, поход в гости (два часа пешком от работы, поклеила там окна и поддержала человека в борьбе за ментальное здоровье) и практика тягучей йоги минут на пятьдесят вечером.
Трата дня — перчатки с авито. Звучит как начало анекдота: записывается еврей на самбо... а там перчатки покупать надо.
Набродила сегодня 35К шагов, загадывала не меньше 20.

Подруга — та, которой я помогала с окнами — немножко шьёт. Примерила её кофту и поняла: вау, у меня широкие плечи, да и руки длинные-красивые. Я понимаааю, разница в росте сантиметров пять и все дела, а всё ж приятно — и руки объективно такие, сравнивала не только с 160, но и с 178 (:
...конечно, мне удобно в Уттанасане и остальных вариантах складки! Отоночо.

Кстати о йоге: Бакасана по-прежнему смешная, но зависнуть там получается подольше. И что-то оттуда сказать даже, не сразу теряя равновесие.
Позы на одной ноге тренирую, тоже некоторый прогресс. Сложно! И на носочках сложно, весь кор впрягается, чтобы не навернулась.

Шаги. Без изменений, то 20К, то 35К (ты не ты, когда надо обогнать противника).

Минутка тлена: ухаживать за собой сложно. 20К шагов собраться и сделать легче, чем поднять задницу, подойти к шкафу и принять уже витаминку — при том, что временные затраты совсем другие. Тренировка — не вопрос, обрезать кутикулу — как? Зато ободрать её пальцами можно, смотрится феерически. И на маникюр с таким не пойдёшь, бесполезно: новую кожу поверх ран и мяса мне никто не нарастит.

Никаких новых асан, но от такого урока для начинающих я подохренела. Сила, выносливость, ыыы!

Ещё и ютуб у меня дефолтно стоит на скорости 1.25 от изначальной.

На будущее: объясняет пробросы ног — малопонятную для меня пока что штуку.

С седьмого числа на восьмое вместо сна были паника и тревога (ничего конкретного, мысли на тему «я никчëмная и сдохну под мостом без копейки денег и доброго слова, чего и заслуживаю»). Хреново быть мной, бывает и такое. Почти привыкла и не нагружаю себя на следующий день тренировками: годная средней суровости йога, растяжка и шаги. 32к практически (200к за сентябрь набрано), это помогает бороться с тревогой. И нафиг, нафиг в таком состоянии социализацию, только переписка, только буквы! В итоге к ночи попустило, заснула уже нормально. В три, но нормально.

А сегодня план перестать игнорировать людей вокруг, вдруг они норм. И на самбо стаскаться. И немецкий в десять, как раз вчера об дз билась.

Прояснилось, что пару дней тому назад было с психикой: осень, усталость, нерегулярный цикл снова подобрался к менструации. Держусь, иногда прошу поддержки, но держусь. Сегодня ползанятия репетировали подножку, бросали друг друга и учились давить на сонную артерию — и это было легче, чем ночная тревожность.

21,5К шагов, мелкая йога с утра. И визит приятельницы, которая собиралась уйти в шесть, но так и не собралась, пока я сама не засобиралась на тренировку. Доработать бы формулировку «выйти мне надо самое позднее без десяти семь», чтобы это было ПОНЯТНО.