Автор темы
Регистрация: 30.05.2016
Сообщения: 1303
Изображений: 76
Благодарил (а): 10 раз.
Поблагодарили: 35 раз.
Пол: 
Знак зодиака: 
В наличии: 93 
Награды: 4
Блог: Просмотр блога (0)
|
Я жив! Я слишком жив для человека, полезшего 6А+ с одним-единственным упрощением — дополнительной зацепкой под руку. Продолжаю лазать шустрее и чуть результативнее давно занимающейся Наташи, даже стыдно, что оно так. С другой стороны, это спорт, соревновательность из него никуда не денешь. Попробую радоваться. Ну и это... Я обещала разобрать человека по «Кроме людей» и твёрдо намерена сделать это! Все помнят ссылку на Гэльвина? Линейка интеллектуальной активности (шизоиды), слабая нервная система? На всякий случай буду повторяться. Немного (: Разберу любимого книжного персонажа, медика из Когнитивной части Медкорпуса. Если точнее, то заведующего Когнитивной частью и голову Медицинской гэбни — что-то вроде органа управления рангом повыше городских гэбен. Голов в каждой — по четыре человека, но это уже детали. Я лучше про самого персонажа, цитатами (и не говорите, что вас не предупреждали!). Прошу любить и жаловать, Виктор Дарьевич Подпокровов.
Детство Виктора Дарьевича, или Как вырастить Гэльвина.
Тут в точности по рецепту: контактов с родными нет, казённое медучреждение, какие-то процедуры. Если дожил до пубертата, не покрылся псориазом и не попытался никого убить — перед вами Гэльвин. Отмечу, что в отрядах (а не в семьях) в этой книге растут ВСЕ дети, это не может считаться особым условием — но они хотя бы видятся с семьями. Кроме подконтрольного Медицинской гэбне одиннадцатого отряда.
Медицинская гэбня даже не в обиде: все эти крики про эксперименты на детях страсть как надоели. Нету, нету никаких экспериментов на детях! Есть одиннадцатый отряд города Бедрограда, подальше от Медкорпуса, где никто ни о чём не кричит. Маленькая, конечно, площадка, на такой всего, что хочется, не сделаешь, но зато тихая, мирная — и договорённость с Бедроградской гэбней на сей счёт была-таки заключена. Родной отряд Виктора Дарьевича, между прочим: сироты, отпрыски трудолюбивых специалистов всяких шибко выездных профессий и прочие неприкаянные. И все счастливы, и не надо никаких экспериментов на детях больше.
Не всем Гэльвинам везет с первой попытки найти в жизни собственное место, где они будут полезны, а им самим — комфортно. Виктору Дарьевичу повезло быстро определиться с интересами и оказаться в нужное время в нужном месте.
Виктор Дарьевич и любимая работа.
Сразу после отряда Виктор Дарьевич пошёл в училище (в любой институт или университет всё равно можно только через два года, с семнадцати). Какие-то средства от государства получают все, даже те, кто не работает и не учится (а до Революции, говорят, часто шли учиться за стипендию и жильё). И средств этих вполне достаточно для жизни, но Виктора Дарьевича уже тогда интересовала не жизнь, а наука.
Например, интересно добыть дорогостоящих препаратов (часто наркотических, а то и просто наркоты), накачать кого-нибудь из приятелей и следить за изменениями как физиологического, так и психического характера.
После училища Виктор Дарьевич пошёл санитаром в больницу и студентом не-первого курса на медфак (выбил себе как-то экзамены), и запросы его более чем возросли.
Он столько всего заказывал из-за границы через знающих людей, что питался раз в два дня и у сокурсников, одевался с чужого плеча, разрешал себе выкурить сигарету целиком, не экономя, только после того, как закончит опыт или статью, — и вообще сидел по уши в фантастических каких-то долгах, с которыми вовсе не догадывался, как потом развязаться.
До тех пор, пока за полгода до получения медфаковского диплома не стал вдруг головой Медицинской гэбни.
Его студенческие работы подкинул тогдашней Медицинской гэбне (без Рыжова, Камерного и Курлаева — даже вспоминать странно) один из преподавателей, когда-то работавший в Когнитивной Части.
Просто так, потому что счёл уместным.
Три слова, которыми можно определить Гэльвина: «удобно! интересно! необычно!». Порядок неважен, восклицательные знаки весьма важны. Именно эти слова увидим в описании Виктора Дарьевича. Парадоксально, но авторы понятия не имели о «Кроме людей»! У Гэльвина могут быть очень свои представления об удобстве, и будьте уверены: он найдёт способ почувствовать себя удобно. ...или будет ценить того, кто ему этот комфорт обеспечит. Чем необычнее способ — тем, естественно, лучше.
Виктор Дарьевич и его «удобно!».
Виктор Дарьевич не любил ни бриться, ни ходить с бородой. Виктор Дарьевич забывал бриться по две недели и с изумлением каждый раз обнаруживал в зеркале почти что бородатого Виктора Дарьевича. Эта досадная мелочь отравляла жизнь Виктора Дарьевича почище европейской разведки. До неудобств, порождаемых манией контроля фаланг, правда, она не дотягивала, но всё равно была недалека. Виктор Дарьевич не без оснований полагал, что несчастье, которое он испытывал при виде своего как чрезмерно заросшего, так и лысого подбородка, каждый раз укорачивало его жизнь на пару месяцев.
Едва ли преувеличивает: слабая нервная система достаточно чутка к раздражителям, и как только Виктора Дарьевича вышвыривает из его «интересно!», он шмякается об стену и лежит под ней, страдая. Роль стены исполняет бессилие после физического и нервного перенапряжения и Крайне Неприятное Известие. Борода!
И ведь он даже подумывал озадачить решением этой проблемы какую-нибудь гормональную лабораторию, но всё время благополучно забывал до следующей операции по сбриванию волосяных покровов.
А тут — мазь, замедляющая рост волос.
Все новейшие препараты, лечащие то, другое и ещё вот то, которые так и норовят украсть у Медкорпуса Европы, — чушь по сравнению с этой простой и необходимой разработкой. И до неё (при всей её простоте и необходимости) почему-то до сих пор не доходили руки ни у кого, кроме этого самого Дмитрия Ройша.
Виктор Дарьевич рефлекторно потёр подбородок: щетина как щетина. Два месяца уже щетина как щетина.
И пусть этот самый Дмитрий Ройш тысячу раз скотина, но Виктор Дарьевич всё равно не жалеет, что взял его в Медкорпус.
Дмитрий Ройш работал в Медкорпусе, а потом сбежал, прихватив кое-какие бумаги, за ним идёт охота. Но он успел попасть в категорию «своих» у В.Д., и это в книге ещё сыграет.
Уже в бытность головой гэбни В.Д. позвали выступать на радио. В восторге он от этой идеи не был, в полезность просвещения масс не верил (кому надо и интересно — сам пробьётся, остальным недопонятое только опасно расчешет самолюбие). Тем не менее, идти пришлось. Не пожалел.
Виктор Дарьевич и его «интересно!».
За пять минут ходьбы по коридорам Виктор Дарьевич убедился, что попал в рассадник дефективных с богатым букетом нервных расстройств. Вот просто как дома оказался, в Когнитивной Части. Каждого второго бери и исследуй, каждому первому хотелось подсунуть под нос пятно Боршаха. Но не только поэтому чудилось Виктору Дарьевичу в творящемся кругом хаосе что-то родное и близкое. Виктор Дарьевич всегда ценил энтузиазм и инициативу, а местные сотрудники, при всех своих чудачествах, выглядели кем угодно, но не лентяями и тунеядцами. В коридорах радиостанции витал вольный дух, который в Медкорпусе холили, лелеяли и тщательно взращивали, чтобы проникся каждый сотрудник. Виктор Дарьевич был убежден, что главное в работе – чтобы было интересно, иначе никакого смысла заниматься такой работой нет, и ее может сделать кто-нибудь другой, для интересных дел не приспособленный. И тех, кто на своем месте скучал, отправлял от себя подальше: не терпеть же поблизости унылую физиономию, не освещенную свежей мыслью. Так вот, посмотрев вблизи на работников радио, на их ужимки, прыжки и беготню, Виктор Дарьевич готов был сказать: здесь интересно. Пусть даже все эти люди занимались полной чепухой, но они отдавались этой чепухе самозабвенно. Должно быть, все это было кому-то нужно, иначе не видать бы радиостанции возможности резвиться со своими клаксонами, фикусами и чайниками на сверкающем паркете – сидели бы в какой-нибудь конуре, которую город выделил от щедрот.
Немного об общих для всей линейки интеллектуальной активности свойствах: для понимания и осмысления окружающей реальности они строят схемы. Строят с нуля почти, избегая использовать готовые, поэтому их понимание оказывается ресурсозатратнее, но куда точнее бестийного. Ещё одно отличие: линейка интеллектуальной активности будет обязательно и в первую очередь подмечать отличия. Что видим нового? Незнакомого? Хорошее такое научное мышление.
Виктор Дарьевич и его «необычно!».
Повертите перед Гэльвином чем-то новым, входящим в круг его интересов. Это гарантированно привлечёт внимание. Небесполезно, впрочем, помнить о возможных последствиях.
А ведь Виктору Дарьевичу всегда импонировали люди любознательные! В грубом приближении, и фаланг, и Медкорпус интересовало, что у людей внутри. Но что за природные задатки должны быть у человека, и в какое русло они должны быть направлены, чтобы получить человекоподобную ищейку? Пока Бюро Патентов не давало разрешения на проведение эксперимента на ком-то из их подчиненных в сером, но времена меняются…
Пока фаланга собирался расколоть Медицинскую гэбню, Виктор Дарьевич мечтал вскрыть фалангу.
Вот только не подумайте, что он безумный садист и хочет вскрыть решительно всех на своём пути, зарезать скальпелем свидетелей, а тех, кто чудом выжил, сдать в поликлинику для опытов. Только в рамках научного интереса.
Бесполезное насилие — это точно не про Гэльвинов.
Когда Виктор Дарьевич вошел, пациент даже не шевельнулся. И только услышав прямо перед собой вежливое «здравствуйте», поднял глаза, посмотрел неприветливо и мрачно.
– Как вы себя чувствуете?
– Не ваше дело.
– Ну почему же, – возразил Виктор Дарьевич. – Вы, уважаемый, находитесь сейчас в Медкорпусе, и мне, как врачу, есть дело до вашего состояния. Если с вами все в порядке, то, конечно, мне лучше заняться другими пациентами.
– Пациентами, – хмыкнул человек на постели. – Скрутили, держали под замком, теперь сюда привезли… Так у вас обращаются с пациентами? Уважаемыми?
– По-разному, – пожал плечами Виктор Дарьевич. – Пациенты разные бывают, не позволяем им навредить себе и другим.
Скрутили его, скажите, пожалуйста, нежности какие. Можно подумать, измывались над ним. А ведь сидит себе на больничной койке, жив, цел и не в смирительной рубашке. Медкорпус своих личных фаланг натаскивал на то, чтобы больных доставляли по назначению ласково, без лишних синяков. К чему бесполезное насилие, когда существует полезное? Открыл в себе садиста – пусти наклонности на благо науки, в ней есть, где развернуться. А гения этого и вовсе пальцем не тронули, Виктор Дарьевич спрашивал.
Добавлено спустя 5 минут 52 секунды:Про общение. Гэльвин распределяет людей на «своих» и «чужих».
От первых сносит довольно многое, вторых в упор не видит и сил на поддержание контакта с ними не тратит.
Виктор Дарьевич признавал право на жизнь (по крайней мере, право на немалую зарплату сотрудника Медкорпуса) только за двумя типами людей.
К первому типу относились все те, кто способен приносить пользу мозгами: умные, погружённые в своё дело, с надписью «мне интересно» на лбу. Ко второму — те, кто способен приносить пользу руками: сообразительные, расторопные, умеющие читать надписи на чужих лбах и, соответственно, без лишних просьб убегающие делать отчёты, новые анализы и новый же чай.
С прочими вариациями на тему якобы разумных существ Виктор Дарьевич предпочитал дел не иметь.
И снова: Гэльвин идеально социален, вот только сдалось ему все это... Всё, конечно же, вертится вокруг его области интереса, интересные люди, вещи и явления безусловно важны.
Медкорпус, например, — святое!
1. Виктор Дарьевич без оговорок признавал только одну разновидность профилактики дезертирства: всех любить, всё давать и платить побольше. Он честно старался перед всякой встречей со всяким подчинённым пролистать досье, вспомнить, как того звать и ради чего тот пашет, — ну и обеспечить необходимую дозу внимания тоже старался по мере сил. Не то чтобы Виктор Дарьевич шибко разбирался в людях (небесполезный, но какой-то уж больно скучный навык), но зато твёрдо верил, что каждому человеку можно сделать хорошо, интересно и удобно — и не будет никаких проблем. Нормальные люди к тому же должны сами знать, как сделать им хорошо, интересно и удобно (Виктор Дарьевич вот прекрасно знал, что сейчас ему требуется крепкий чай, пепельница и ещё крепкий чай). Незнание таких простых вещей о себе говорит либо о незрелости и, как следствие, недостаточной осознанности действий (это исправимо), либо о том, что кто-то слишком сложная натура и потому идёт из Медкорпуса (или из жизни Виктора Дарьевича, что, впрочем, давным-давно одно и то же) прямой дорогой к лешему.
2. Сложным натурам не место в науке: в науке наибольшую ценность имеет свежая голова, неограниченность в средствах и методах, исправная техника, сообразительные ассистенты, удобное кресло, крепкий чай, пепельница и ещё крепкий чай (почему их несут так долго, кстати?). Тонкие душевные переживания имеют в науке нулевую ценность, а в ряде случаев — и вовсе отрицательную.
Ведь именно тонкие душевные переживания — наиболее частотная причина утечки кадров из Медкорпуса (или других видов вредоносного поведения кадров). Семь из десяти, Медицинская гэбня ведёт статистику. Даже листик с перечнем отговорок дефективных кадров завели (и пометили печатью пятого уровня доступа к информации).
Вкратце получается что-то вроде:
— не хочу убивать;
— не хочу калечить;
— не хочу держать в тайне (от народных масс) открытия;
— не хочу делиться (с коллегами) открытиями;
— не хочу риска.
Бывают и более адекватные (те, с которыми можно смириться) причины: деньги, самовлюблённость, какая-то неудача — либо громкая и позорная, либо тихая и с надеждой сокрыть. Сам Виктор Дарьевич всё равно понимал только тех, кто уходит из Медкорпуса, потому что стало неинтересно и неудобно. Такое возможно, почему бы и нет — профилактика профилактикой, но всем-то не угодишь.
Всё-таки В.Д. — сферический в вакууме Гэльв. Интересы, удобство, необычность — остальное не так и важно. Если мешает к тому же — идёт... да-да, прямо туда.
Виктор Дарьевич и личная жизнь увлечённого Гэльвина.
Виктор Дарьевич еще в юности понял, что та часть жизни, которую обычно называют личной, в его случае совершенно необязательна, а иногда может даже мешать. Пожалуй, идеальным вариантом были бы отношения внутри гэбни, но как-то не сложилось, несмотря на всю прелесть пальцев Юра Карповича. С людьми же со стороны Виктору Дарьевичу не везло. Как назло попадались ему натуры тонкие, трепетные, которые на третий день начинали спрашивать, не мог бы Виктор Дарьевич приходить с работы пораньше, да и вообще… уделять этой самой работе меньше внимания в пользу тонкой натуры. На одного такого дефективного Виктор Дарьевич потратил три месяца жизни, после чего зарекся иметь дело с большинством людей, не имеющих отношения к Медкорпусу. В Медкорпусе же Виктор Дарьевич интрижек не заводил: некогда было дурью маяться на рабочем месте. Если хочется развлечься, то глупо тратить ресурс Медкорпуса на развлечения настолько примитивные. В общем, личная жизнь Виктора Дарьевича была разнообразна и полна, но сношения в нее не входили.
|
|
Вход
Регистрация
Галереи
FAQ
Награды
Звания
Поиск
